Вернемся к здравому смыслу, то есть к Шанель. «Мода — это то, что выходит из моды», — утверждала она. Антрополог Альфред Кребер проверил этот принцип. В 1920-е годы он занялся обширным исследованием, перебрав гравюры и эскизы за 300 лет с целью определить, как колебалась манера одеваться в этот промежуток времени. По его выводам, женский костюм на протяжении трех веков изменялся в соответствии с примерно пятидесятилетними циклами. Например, если юбки в течении пятидесяти лет удлиняются, то в следующем полустолетии они должны укорачиваться. Кребер к тому же показал связь между длиной юбки и размером декольте.
Несмотря на недостатки работ Кребера, они обладают огромным достоинством: выявляют существование «колоколообразной» кривой, описывающей развитие явлений моды во времени. Очертания этой кривой нам уже знакомы: они отражают различные фазы, которые переживает изделие модной тенденции, — от привлечения интереса до разочарования. Благодаря подобным графикам мы знаем, что циклы моды на современную одежду продолжаются не пять-десять лет, а в большинстве случаев три-семь лет. Поскольку речь идет о производстве, возникает сильное искушение заподозрить промышленников в том, что они целенаправленно стараются сократить продолжительность циклов.
Когда мотивы предпочтения одного предмета другому кажутся странными, можно быть уверенным, что имеешь дело с модной тенденцией. Пристрастие к розовым «балеринкам» или брюкам-клеш не обосновать никакими доводами, кроме тех, что изобличают изрядную долю недобросовестности. Даже представлением, будто одежда придает выгодные очертания фигуре, нередко манипулируют, лишь бы ее продать. Разумеется, есть «рациональные» тормоза, препятствующие покупке минишортов. Если бы нужно было установить иерархию наших поступков, начиная с тех, что легче всего аргументировать, и кончая самыми необоснованными, мода оказалась бы в конце списка. «На вкус и цвет товарищей нет» — говорит пословица. Ведь в каждой из наших покупок есть нечто произвольное. В художественной области наши вкусы, конечно, объяснить труднее, и нет недостатка в мыслителях — от Канта до Бурдье, думавших над этим вопросом. Все же в искусстве есть традиция, существуют классики, благодаря чему можно отличить шлягер сезона от оперы Моцарта. В моде, по всей видимости, эквивалентов этому не обнаружишь.
Мода практически полностью игнорирует какие-либо оправдания. Она воплощает власть беззакония в законченной форме. Стоит отбросить самые банальные основания: «прилично» или «к лицу», что тогда останется? В мотивациях здесь нет ни капли рационального, мало того: «рациональность» в данном случае приобретает даже ругательный смысл. Возможно ли объяснить выбор платья от Диора тем, что это удобная, практичная и нужная вещь? Бесспорно, модель «Венчик цветка» из коллекции «New Look», представленная самим Диором в 1947 году, была великолепна. Но хотя это платье и сегодня не утратило своей красоты, оно давно вышло из моды. Baggy-pants (широкие мешковатые брюки) или свитер-сетка — свидетельство того, что мода лишь в отдельных случаях совпадает с красотой, ибо в ней властвует исключительно произвол.
Когда у создателя мокасин Tod`s спрашивают, почему на подошве 133 шипа, он с улыбкой произносит: «А почему бы нет?» Мода — сама себе объяснение. Почему она нема, когда речь идет о выборе? Потому что только личность способна объяснить причины своих поступков. А мода, по ее устройству, — результат не выбора одной личности, а суммирования многих индивидуальных решений. Мода признает только один закон: свой собственный.
